Официальная история русского флота также начинается в 1680-е годы, с момента обнаружения в другом царском селе, Измайлово, парусного ботика, которому Петр позже сам присвоил звание «дедушки» своего флота. Построенный, скорее всего, англичанами в 1640-х годах, он до сих пор хранится в Военно-морском музее Санкт-Петербурга. Архиепископу Феофану Прокоповичу, который редактировал предисловие к петровскому Военно-морскому уставу 1720 года, где впервые была рассказана история ботика, эта небольшая лодка представлялась удивительным символом, иллюстрирующим афоризм, что «из маленького желудя вырастает огромный дуб... Этот правитель был настолько замечателен всеми деяниями своими, что даже в его детских утехах угадывались будущие великие свершения, достойные того, чтобы войти в историю». На самом деле ботик Петра не был первым русским царским кораблем. Как признал сам Петр в Морском статуте, в 1667—1668 годах его отец нанял голландца для постройки трехмачтового корабля «Орел», который был сожжен в Астрахани в 1670 году бунтовщиками Стеньки Разина до того, как успел выйти в море. Один из корабельных пушкарей, Карстен Брандт, все еще служил в России, когда Петр призвал корабельных мастеров, строивших флот Алексея Михайловича, для ремонта Измайловского бота, и стал, таким образом, прямым связующим звеном начинаний отца и сына по созданию флота. Голландец Франц Тиммерманн учил Петра ходить под парусами. Как известно, Царь Алексей не испытывал личной привязанности к морю и кораблям, но для Петра это оставалось главной страстью на протяжении всей жизни. (С. 56-57)

«ДЕДУШКА» ФЛОТА

22 марта, как только на реке у крепости растаял лед, салют из трех пушек и поднятый флаг возвестили о том, что Царь отправился в свое первое в сезоне речное плавание. К радости Петра, от представившейся в тот год возможности проводить как можно больше времени на борту кораблей добавилась долгожданная волнующая новость о прибытии из Москвы его первого ботика — «дедушки русского флота», которое было отмечено специально устроенными парусными гонками 30 мая, в день рождения Государя. Как сказал Прокопович в своей проповеди о процветании русского флота в 1720 году: «А кто же не скажет, что малый ботик против флота есть, аки зерно против древа? О от того зерна возрасли сия великая, дивная, крылатая, оруженосная древеса. О ботик, позлащения достойный! Тщился нецыи искать на горах Араратских доски ковчега Ноева; мой бы совет был ботик сей блюсти и хранити в сокровищах на незабвенную память последнему роду»[1]. Петр лично отдал все распоряжения относительно доставки лодки из Москвы, где она была выставлена на всеобщее обозрение у входа в Успенский собор в Кремле. Для того чтобы подчеркнуть значимость этой лодки, на постаменте была высечена надпись: «Детская утеха принесла мужеский триумф». Были планы отдать дань уважения и другим ранним лодкам Петра, в частности, восстановить яхту, в которой он совершил свое первое морское путешествие в 1693 году. В 1723 году Ягужинский написал в Архангельск: «.. .Ежели той яхты, хотя остатки найдутся, то оные извольте в удобном месте поставить и приказать беречь»[2]. Так рождались мифы еще при жизни Петра I. Почти все юбилеи, личные и официальные, которые выпадали на летние месяцы, отмечались лодочными прогулками и парусными гонками, получившими название «морских ассам блей» с использованием судов так называемого «невского флота». Даже религиозные праздники иногда включали «морские» элементы, как, например, благословение вод на праздник Животворящего Креста Господня, которое состоялось 1 августа на Троицкой набережной. Для русских, которые были несколько меньшими, чем их Император, энтузиастами морских забав, одним из самых неудобных обстоятельств столичной жизни было отсутствие во времена царствования Петра достаточного количества мостов через Неву, что заставляло горожан постоянно пользоваться лодками. Приближенным было положено иметь одну яхту, одну баржу и два баркаса, чтобы участвовать в царских морских прогулках в Стрельню, Петергоф, Кронштадт и далее вдоль берегов Финского залива. Идея проведения парусных гонок в Санкт-Петербурге пришла в голову Петру во время его путешествий в Голландию и Англию, но вряд ли в западных регатах присутствовал элемент принуждения и было такое большое количество правил. Отсутствие энтузиазма и неучастие в увеселительных мероприятиях на воде воспринимались Царем как личное оскорбление и наказывались с такой же строгостью, как и уклонение от военной службы. В июне 1723 года, например, на девятерых человек был наложен штраф в 15 рублей за то, что они отсутствовали на судах в момент прибытия «дедушки» флота[3]. 30 июля 1723 года Петр направил Девьеру приказ: «Понеже не единократно в ассамблеях водяных преслушание чинят... взять по пятьдесят рублей штрафу; ежели в другой раз так сделают — штраф вдвое, а буде в третий раз, то сосланы будут в предиленную работу. Петр»[4]. (С.355-356)

«В 30 день (в пяток) Его Величество был у обедни и у молебна в Троицком соборе и торжествовать как с короною шведскою учинилось перемирие, и из крепости выпалено из 21 пушки; ... по полудни, Ее Величество Государыня Императрица, и господа министры и прочие чины были в Кофейном доме в маскарадном платье... А от Троицкой пристани сели в баржи и в шлюпки, а Его Величество изволил сесть в ботик и правил рулем до Невских ворот»[5]. «Великий адмирал стоял у руля, адмиралы, вице-и контр-адмиралы были гребцами. Таким образом маленькое судно обошло вокруг флота, для того, как говорил император, чтоб добрый дедушка мог принять изъявление почтения от ветх прекрасных внуков, обязанных ему своим существованием»[6], а военные моряки устроили оружейный салют в честь ботика и создателя флота. Празднования закончились службой в соборе Александро-Невской лавры. После чего ботик был установлен обратно на постамент в Петропавловской крепости «как государственная святыня». Впрочем, с 1724 году по приказу Петра I 30 августа каждого года в течение следующих тридцати лет ботик спускали на воду и «вели его мимо флота» торжественным маршем до Александро-Невской лавры[7]. (С. 357)