Дневник камер-юнкера
Фридриха-Вальгельма Берхгольца

1723 год. Май

…Как скоро император воротился с корабля домой, а это было в 3 часа ночи, он тотчас же с небольшою свитою отправился на стоявшей уже в готовности яхте в Шлюссельбург, чтоб привести оттуда ботик, первый, на котором он плавал в молодости и который поэтому привезли из Москвы для хранения здесь на вечные времена. Императорские принцессы в этот день первыми переехали в летний дворец, куда вслед за ними скоро переедут и император с императрицею.

27-го его высочество кушал в своей комнате, потому что был очень болен после вчерашнего сильного опьянения. Бригадира Плате послали ко двору осведомиться о здоровье императорской фамилии и намекнуть, впрочем только при случае, в каком дурном состоянии находится его высочество от вчерашнего опьянения, чтоб тем легче можно было избавляться от подобного на будущее время. К вечеру его высочество, слава Богу, опять совсем оправился.

* Какой это Меншиков, с достоверностью трудно сказать; вероятно, Гаври-ло, упоминаемый в 1697 году в числе посланных за море учиться корабельному делу. См. Устрялова, История царств. Петра Великого, т. III , стр. 426.

77

28-го. Тотчас после обеда Тих и я получили приказание быть готовыми ехать в тот же день на торншхоуте в Александро-Невский монастырь, потому что барабанным боем возвещено было, чтоб все яхты, торншхоуты и буеры собрались там для встречи вышеупомянутого ботика. В 4 часа мы отправились в путь, получив еще приказание извиниться перед императором, что его высочество по причине нездоровья не приехал сам, но доложить в то же время, что он намеревается на другой день последовать за нами на своей барке. До монастыря нам удалось добраться на нашем торншхоуте не прежде 8 часов вечера, хотя туда и недалеко от города, потому что ветер совершенно затих и мы под конец даже принуждены были заставить тащить себя людьми. По прибытии к монастырю мы узнали, что император будет туда с ботиком только завтра, а потому вышли немного погулять по берегу и осмотрели самую обитель, которую начали строить весьма недавно, так что она далеко не готова и наполовину. Герцог узнал в этот день, что императрица приказала устроить позади дома посланника Штамке медвежью травлю. Отправившись после обеда смотреть ее, его высочество имел счастье видеться там и долго разговаривать с императрицей. Когда травля кончилась и государыня уехала, он пошел домой с г. Альфельдом; но в это время с ним случилось несчастье: какой-то сумасшедший, немогший удержать своей лошади, налетел на них и сбил их с ног. Его высочество, к счастью, отделался только легкой царапиной на лбу; но у Альфельда текла кровь из носу и из рта и распухла губа.

29-го. В 7 часов вечера император на маленьком боте прибыл в монастырь. Он плыл с Иваном Михайловичем, контр-адмиралом Сенявиным и еще одним, мне незнакомым, в сопровождении 9 галер и своей яхты (на которой ездил в Шлюссельбург). При их появлении все флаги на нашей маленькой флотилии, расположенной у пристани, были опущены; а когда адмирал опустил и свой в честь ботика (родоначальника всего русского флота), на всех яхтах началась пальба и усердно загремели трубы и литавры. В то же время принялись прилежно палить со стен монастыря, и притом из довольно больших пушек. Император хотя и имел на своем ботике только несколько потешных орудий, которые были немного лучше больших пищалей, однако ж соблюдал установленный порядок и отвечал тремя выстрелами. На всех галерах также стреляли и били притом в барабаны. Как скоро государь вышел на берег, все вельможи спешили поздравить его с приездом. При этом случае и я передал ему приветствие от имени его высочества, который извинялся, что по причине болезни не мог пока явиться сам, но обещал однако ж приехать еще в тот же день. Вскоре после того император отправился на свою яхту. В 8 часов герцог при-

ехал на своей барке, как раз в то время, когда его величество опять возвратился с яхты на берег, чтоб идти в монастырскую церковь. Его высочество, следовательно, имел удовольствие видеть государя еще до отправления его в церковь, и он показывал ему ботик, у которого с самого прибытия его стоял караул от Преображенского полка. По уходе императора ко всенощной его высочество удалился с своею свитой на торншхоут, где с некоторыми и ночевал; мы же, прочие, должны были искать себе ночлега на других судах. Генерал Штакельберг в этот день уехал в Лифляндию.

30-го, поутру, принцы Гессенские посетили герцога на его буере, а в половине десятого мы отплыли от монастыря со всею фло-тилиею, имевшей во главе императора с его маленьким ботом, который императрица в нескольких верстах от монастыря встретила со всеми петербургскими барками и верейками. Он плыл с последними до самого города и почти один вошел с ними в Петербург, потому что парусные суда по причине начинавшегося безветрия не могли идти так быстро, как они. Когда император приблизился с ботиком к городу, началась пушечная пальба как в крепости и Адмиралтействе, так и с стоявшего на реке фрегата, который был весь изукрашен флагами. Пальба эта повторилась в другой раз, когда его величество причалил к берегу, и в третий, когда он отправился в церковь. В 12 часов, при возвращении государя из церкви, взлетела ракета, и вслед за тем снова раздались пушечные выстрелы с крепости, Адмиралтейства и фрегата, равно и с 9 прибывших галер, а расставленные вокруг церкви полки принялись исполнять беглый огонь. После того император, императрица, обе императорские принцессы, герцогиня Мекленбургская, сестра ее — принцесса Прасковия, его королевское высочество, наш герцог, и все прочие знатные обоего пола особы отправились в Сенат, где в 6 или 7 комнатах приготовлены и накрыты были большие длинные столы. Император кушал с его высочеством и другими знатными господами в обыкновенной аудиенц-зале, где стоит императорский трон и где принимаются иностранные министры, а императрица с дамами — в смежной комнате, где всегда бывают заседания Сената. Перед обедом императрица вошла в большую аудиенц-залу и, как хозяйка дома, по здешнему обычаю поднесла не только императору, но и его высочеству и всем прочим гостям по чарке водки. Затем начался обед, и герцогу нашему пришлось сидеть подле государя с левой стороны, а Ивану Михайловичу с правой. Князь Меншиков хотел было сесть возле его высочества, но его предупредили Гессенские принцы, поместясь 'налево от герцога, почему он потом сел рядом с Иваном Михайловичем. Около 3 часов император встал из-за стола и пошел на свой буер отдохнуть; но часовым приказано было не выпускать никого,

79

что те и исполняли в точности. В присутствии его величества провозглашено было только четыре тоста, для которых подавались рюмки, и при этом всякий раз палили из пушек с стоявшего на реке нарядного фрегата. Первый из этих тостов был — во славу Божию (им всегда начинаются все пиршества), второй — в честь настоящего дня (т. е. тезоименитства* императора), третий — в честь отца всего здешнего флота (т. е. приведенного в этот день ботика) и четвертый — за здоровье семейства Ивана Михайловича. О прочих тостах, провозглашенных по возвращении императора, мы не могли порядочно узнать, потому что его высочество с 3 часов и почти до 9 (времени, когда уехали императорские принцессы) постоянно был у дам. Императрица, правда, несколько раз ходила в мужскую комнату, но он оставался с принцессами, герцогиней Мекленбургскою и ее сестрою, с которыми очень приятно проводил время. В 9 часов, когда принцессы простились и собрались ехать домой, его высочество проводил их до экипажа; но они хотя и сели уже в карету, должны были опять выйти из нее и идти пешком до моста, где стояла их барка, потому что в это самое время возвратился император, который, простившись с ними, приказал им дойти туда пешком. Герцог, разумеется, воспользовался этим случаем и провел их до самой барки, несказанно радуясь, что может продлить удовольствие разговаривать с прекрасными принцессами. По возвращении своем он прошел опять в комнату императрицы, но оставался там недолго, потому что когда кончилось угощение императором полков и в Сенат явилось несколько гренадер с водкою, чтоб попотчевать ею и все общество, государь вошел в дамскую комнату, взял его высочество за руку и повел к столу, за которым они прежде кушали. Туда тотчас принесли этой водки, и каждый из гостей должен был выпить ее по две обыкновенные деревянные большие ложки (Loffel). Его высочество, впрочем, отделался полутора ложками; но другим никому не было пощады, даже и дамам, которые точно так же все должны были брать назначенную для них порцию, от чего у многих очень закружилась голова. После того однако ж никто не мог уж входить к дамам, хотя и ни одна из них не была отпущена домой. На реке, прямо против Летнего сада, на обширных паромах приготовлен был большой фейерверк, и по первоначальному распоряжению положено было в Сенате только обедать, а после обеда танцевать в саду и затем смотреть оттуда на фейерверк; но так как погода не благоприятствовала этому и императору хотелось поставить его по сю сторону реки, то прошло до 2 часов ночи, пока все устроили как следовало, тем более, что требовалось много времени, чтоб от про-

тивоположной стороны отбуксировать лодками против сильного течения большие машины, на которых стояли фейерверочные принадлежности; да и приказ о том был отдан уж слишком поздно. Между тем самое лучшее время, время темноты, необходимое больше всего для блеска фейерверков, ушло, и за дело принялись только тогда, когда уже сделалось опять совершенно светло. Гостей, покамест все это улаживалось, продолжали усердно поить, так что они под конец от излишнего вина и от усталости сидели почти во всех углах и спали. Фейерверк, по обыкновению, состоял из множества ракет, швермеров, водяных и воздушных шаров, огненных колес и тому подобного; но, кроме того, горел еще большой девиз из голубого огня с изображением приведенного в этот день ботика и с русской надписью, смысл которой заключался в том, что от малых причин могут быть большие следствия. Этим намекалось на умножение здешнего флота. Однако ж так как погода во весь день стояла очень дурная и настоящего директора фейерверков, именно полковника Виттвера, не было в Петербурге, то фейерверк на сей раз был далеко не из тех великолепных, которые мы привыкли здесь видеть. По окончании его князь-кесарь Ромодановский на прощанье поднес еще всем и каждому по большому бокалу вина, и никто не мог уйти, не выпивши его, так что пока все общество разошлось, было уже более трех часов ночи…

1723 год. Август

…6-го его высочество хотел поутру ехать к императору, но так как его величество долго оставался в церкви (по случаю, как говорили, празднества в память учреждения Преображенского полка) и потом тотчас по возвращении на корабль кушал, то посещение это отложено было до послеобеденного времени. Вскоре после обеда к нам на корабль приехал от императора кабинетный курьер Мельгунов, который только в этот день утром прибыл на фрегате из Швеции. Он привез его высочеству много писем и между прочим, как сказывали, недурное известие, а именно положительное удостоверение о согласии и подписях короля и королевы шведских касательно дарования герцогу титула королевского высочества; уверял также, что дела его высочества идут все лучше и лучше. За это известие он получил 30 червонцев. После четырех часов, узнав, что император уже встал, мы отправились на корабль «Екатерина», где нашли молодого Долгорукого, Головкина, Румянцева и многих других. Его высочество был принят императором необыкновенно милостиво. Государь повел его в свою каюту, и они несколько времени говорили там наедине. После того его величество сам вручил контр-адмиралу Дюффусу флаг, который тот должен был поднять спереди на своей шлюпке; следовавшие всем прочим флаги он приказал каждому получать от великого адмирала. Князь Меншиков предложил его высочеству дом для нашего помещения.

7-го, с рассветом, показалась шедшая из С.-Петербурга флотилия, которую составляли более ста буеров и торншхоутов, и так как было известно, что с нею придет знаменитый бот (который еще при отце императора приведен был из Англии в Архангельск, а оттуда перевезен в Москву и на котором его величество в молодости впервые разъезжал и приохотился к мореплаванию) и весь флот получил приказание, когда он будет проходить мимо, салютовать ему не только пушечною пальбою со всех кораблей, но и поднятием всех

* Т. е. бывшего в Пруссии посланником графа Александра Гавриловича Головкина.
** Т. е. князя Василия Лукича, бывшего посланником во Франции.

1723 год. Август

121

корабельных флагов, то все приготовились к этой встрече. Часов в десять все находившиеся здесь 9 флагманов проехали на своих шлюпках по порядку мимо нашего корабля, а именно сперва великий адмирал в средине между адмиралом Крюйсом и императором, потом князь (Меншиков), как старший вице-адмирал, между Сивер-сом и Гордоном, наконец контр-адмирал Зандер в средине между Сенявиным и Дюффусом. Великий адмирал имел императорский флаг, Крюйс — голубой, император — красный адмиральский, князь — белый, Сивере — голубой, Гордон — красный контр-адмиральский, Зандер — белый, Сенявин — голубой, Дюффус — красный вице-адмиральский. В 11 часов проехали мимо нас императорские принцессы, и его высочество имел удовольствие несколько раз раскланиваться с ними с своей палубы. Около 12-ти проехала императрица, а в час — сам император. Все они собрались на корабле «Фридрихштат», где угощал князь Меншиков, и пробыли там почти до 3 часов. Императрица отправилась оттуда опять на корабль императора, где провела и предшествовавшую ночь, а принцессы уехали в город. Погода в этот день была необыкновенно теплая, почему император приезжал к князю в одном канифасовом камзоле и с надетым поверх его кортиком. В час пополудни флотилия буеров и торншхоутов вошла в гавань при пальбе из 23 пушек с большого бастиона; но маленький бот остался в одной версте от гавани, на галиоте, на котором его привезли сюда из Петербурга, и думают, что оттуда совершится церемония присоединения его к флоту. Между тем еще поутру все флагманы подняли на кораблях свои красные флаги. На «Фредемакере» развевался флаг вице-адмирала Сиверса, хотя он сам лично останется у великого адмирала; но Бенц повторял все сигналы так, как бы в присутствии вице-адмирала. Вице-адмирал Вильстер должен был вчера отправиться в Петербург, чтоб покамест заведовать там делами Коллегии. После обеда подали сигнал всем лейтенантам, которым сообщены были приказания, как приветствовать маленький бот. В то же время всем командовавшим офицерам объявили, что после троекратного салютования ботика всем флотом им дозволяется потом во время питья и веселья палить с своих кораблей из пушек по собственному усмотрению. Капитану предоставлялось число выстрелов, равное половине пушек его корабля, а флагманам — равное полному количеству орудий тех кораблей, на которых они находились, так что на нашем корабле мы имели в своем распоряжении 105 выстрелов, а именно 70 для контр-адмирала и 35 для капитана. В этот день у его высочества обедал английский пастор из Москвы, которого милорд (Дюффус?) привез с собою и который теперь получает место в Петербурге.

8-го, поутру, кораблям, стоявшим ближе всех к болверку, приказано было повернуться на другую сторону, чтоб не беспокоить

пальбою императрицу, которая с царскою фамилиею и со всеми дамами хотела смотреть на прохождение и встречу ботика из особо устроенных длинных палаток. Но по причине дурной погоды сомневались, чтоб в этот день состоялось что-нибудь, хотя для предстоявшей церемонии все было готово. Что касается до нас, то мы желали, чтоб она уже поскорей совершилась, потому что соскучились от неподвижного пребывания на кораблях и с нетерпением ждали возвращения на твердую землю. Вскоре после обеда к нам на корабль приехал лейтенант Мурозен (находящийся всегда при императорском дворе), которому поручено было от имени императрицы передать его высочеству поклон и приглашение пожаловать к ней в 6 часов, что и было исполнено. Кавалеры императрицы встретили герцога перед маленьким деревянным домиком императора, и его высочество нашел государя с несколькими кавалерами в приемной комнате, куда тотчас вышла и императрица с принцессами и придворными дамами. Она также приняла его очень милостиво. Император скоро ушел, но его высочество пробыл у государыни с час и потом отправился от нее с визитом к князю Меншикову на корабль его «Фридрихштат». Меня между тем он послал с поклонами от своего имени к вдовствующей царице, к герцогине Мекленбургской и к принцессе Прасковий.

9-го, поутру, его высочество приказал стороной разузнать, приедут ли принцессы в церковь, хотя и был почти уверен, что нет, потому что погода была очень дождливая и ветреная. Получив известие, что они там не будут, он также остался дома. В этот день утром у великого адмирала поднят был белый флаг с черным крестом в знак того, что на кораблях будет богослужение в память покорения города Нарвы (которая была взята 9 августа) и затем начнется пушечная пальба. Все это и было исполнено. Церемония встречи маленького бота по причине продолжавшегося дождя и дурной погоды опять не могла состояться; но в 4 часа после обеда командор Гослер приехал с императорского корабля к герцогу и просил его пожаловать со всею свитою к государю на корабль его «Екатерина». Его высочество поэтому тотчас же отправился туда со всеми нами и нашел императора со всеми находившимися там вельможами уже за столом. Князь-кесарь занимал первое место, сидя на большом желтом кресле и имея подле себя обоих архиепископов, Московского и Новгородского, и еще кого-то из членов Синода. Я еще никогда не видал, чтоб адмирал Крюйс долго оставался в большом обществе, потому что он очень рано ложится спать; но на сей раз он не уезжал до конца и сидел возле императора с левой стороны. Иван Михайлович сидел возле государя с правой стороны, а его высочество между Иваном Михайловичем и князем Меншиковым, который был необыкновенно любезен. За обедом провозглашено было несколько

123

тостов, сопровождавшихся пальбою из больших пушек корабля; из них тост за здоровье князя-кесаря был по счету третий. Зоря давно уже была возвещена, когда общество разошлось; но несмотря на то при отъезде князя-кесаря сделали еще 21 выстрел, и сам император проводил его до фалрепа*. Пить хотя особенно никого не принуждали, однако ж многие все-таки довольно сильно опьянели.

10-го была опять дурная, бурная и дождливая погода, а так как у его высочества вследствие вчерашнего опьянения довольно сильно болела голова, то он был очень доволен, что мог оставаться на корабле.

11-го. Так как в этот день была очень хорошая, тихая погода, то последовало приказание изготовиться к торжественной встрече и приему ботика. Около 8 часов контр-адмирал Дюффус отправился с нашего корабля в город с своим флагом, а в 9 все девять флагманов с своими флагами приехали принять бот с галиота, на котором он находился. Его высочество переехал на болверк, где поставлено было несколько палаток для дам, которые и окружали уже императрицу и принцесс. Тотчас после 10-ти по данному сигналу раздался генеральный залп со всего флота, возвестивший о спуске ботика с галиота на воду: он разразился в воздухе подобно страшному грому и молнии, потому что в течение одной минуты выпалено было из полутора с лишком тысяч пушек. Вскоре после того показалось несколько флагманов (адмиралов, сколько их могло поместиться в нем) с ботиком, и когда он поравнялся с кораблями, флаги и вымпела на них были спущены от верхушки до самого низу в знак величайшего уважения. Затем каждый корабль выпалил из всех своих пушек. По окончании этой пальбы ботик вдруг разом весь украсился флагами, которых сверху донизу показалось на нем более сотни, и так как потом все корабли сделали то же самое, то вид был очаровательный. Когда император подъехал к тому месту, где находилась императрица, она и все бывшие при ней дамы и кавалеры прокричали три раза ура\ С ботика им тотчас же разом отвечали, а потом мы, по обыкновению, снова закричали ура, когда он из своих трех маленьких пушек начал палить так, как полагается для салюта флагманских кораблей. При проезде мимо нас император сам греб с князем (Меншиковым), а великий адмирал правил рулем; после же, на обратном пути (который продолжался почти полтора часа, потому что крайние корабли стояли очень далеко), они шли под парусами, и князь Меншиков стоял спереди, у фока. Ботик снаружи весь обит был медью, чтоб, по ветхости своей, не мог распасться. Как скоро он вошел в гавань военных кораблей, раздался не только в третий раз генеральный залп всего флота, но и началась пальба вокруг

124

крепости, со всех верков. Полагали, что вся канонада этого дня стоила императору от 10 до 12 000 руб. По окончании ее царская фамилия и все присутствовавшие стали разъезжаться по домам, и его высочество провел обеих принцесс к шлюпке. Когда императрица в купеческой гавани (где собралось множество кораблей, шедших частью в Петербург, частью оттуда) садилась в шлюпку, со всех этих кораблей вдруг раздалось троекратное ура, и так как ее величество приказала своим гребцам также прокричать им в ответ один раз ура, то те потом снова повторили свои возгласы. К 5 часам после обеда все находившиеся здесь чиновные особы приглашены были собраться в военной гавани, где в увеселительном домике императора положено было окончательно отпраздновать этот день. Его высочество также отправился туда около 6 часов и нашел там императрицу с прочими членами царского дома, но император приехал уже после нас. Ее величество со всеми дамами пошла кушать в дом; государь же сел за стол под открытым небом в длинной палатке, и этот стол, накрытый на сто приборов, был весь занят. Его высочеству пришлось сидеть возле императора с левой стороны, а адмиралу Крюйсу с правой. Против его величества сидели оба Гессенских принца. Пиршество это продолжалось с 6 часов после обеда до 4 с лишком часов утра, и так как император был расположен пить и несколько раз говорил, что тот бездельник, кто в этот день не напьется с ним пьян, то так страшно пили, как еще никогда и нигде во все пребывание наше в России. Не было пощады и дамам; однако ж в 12 часов их уж отпустили домой. Государь был так милостив к его высочеству, как мне еще никогда не случалось видеть; он беспрестанно его целовал, ласкал, трепал по плечу, несколько раз срывал с него парик и целовал то в затылок, то в маковку, то в лоб, даже оттягивал ему нижнюю губу и целовал в рот между зубами и губами, при чем не раз твердил, что любит его от всего сердца и как свою собственную душу. Все здешние старые знатные господа были с его высочеством также необыкновенно вежливы и почти ни минуты не оставляли его без поцелуев. Так как герцог в этот день держал себя очень умеренно и не участвовал в особенных тостах, то и выдержал с нами до самого конца, хотя не пил ни капли своего собственного вина и еще менее воды, потому что император не хотел этого допустить и заставлял его постоянно пить только бургонское и венгерское. Когда я начал уверять, что его высочество не в состоянии более пить, государь дал мне попробовать сперва легкого венгерского, а потом своего собственного, крепкого, на которое обыкновенно бывает весьма скуп. Зоря была пробита на кораблях, когда еще сидели за столом и пили, но никто не обратил на нее внимания, и все продолжали сидеть за столом до 4 часов; только тогда, когда император встал и приказал часовым пропускать всех, кто захочет уехать, и его высо-

125

чество отправился домой. При всеобщем опьянении, от которого император не избавил и Гессенских принцев, между здешними знатными господами произошло не только много брани, но и драк, в особенности между адмиралом Крюйсом и контр-адмиралом Зандером, из которых последний получил такую затрещину (Maulschelle), что свалился под стол и потерял с головы парик.

12-го. После обеда императорские принцессы отправились на торншхоуте «Амстердам» вперед в С.-Петербург, и так как мы, прочие, должны сперва ехать отсюда в Петергоф и его высочеству очень хотелось уменьшить свою свиту, то большей части наших людей приказано было также заблаговременно отплыть в столицу.

13-го, поутру, отдан был приказ, чтоб как скоро великий адмирал спустит свой адмиральский флаг и все прочие флагманы (исключая адмирала Крюйса и контр-адмирала Сенявина, которые должны были командовать здесь флотом до возвращения Сиверса из Петергофа и до вступления кораблей в гавань) спустили свои, а капитаны подняли опять свои вымпела, при чем с каждого корабля дать по 15 пушечных выстрелов. Все это было исполнено. Около 10 часов император оставил свой корабль, который отсалютовал ему 11 выстрелами. Всем прочим флагманам при отъезде их с своих кораблей было также салютовано по чинам, а именно: великому адмиралу — 13-ю, императору, как сказано, 11-ю, вице-адмиралам 9-ю, контр-адмиралам 7-ю выстрелами, при чем люди становились по бортам и кричали ура\ Вскоре, после 10 часов, вся флотилия буеров выступила из гавани, и так как на ней находился также князь-кесарь, то с гавани ему отсалютовали 33 выстрелами. В полдень офицеры обедали с нами на корабле, а капитан Бенц у его высочества герцога, который, одарив их и корабельную прислугу, поехал в шлюпке к нашим буерам. При отъезде нашем 5 раз раздавалось ура, на которое мы из своей шлюпки отвечали три раза. Затем нам было отсалютовано 15 выстрелами. Тотчас после того мы услышали пальбу с «Фредемакера», возвещавшую, что на нем пили здоровье его высочества, как было обещано за обедом. Около половины второго мы с своим торншхоутом и буером подъехали к Петергофу; но его высочество тотчас был приглашен к князю-кесарю, к которому и отправился. Там он нашел многих вельмож. Немедленно по прибытии нашем якорь был поднят, и мы вошли в прекрасный большой канал, протекающий прямо перед дворцом. Канал этот занимает в длину полверсты и так широк, что в нем могут стоять рядом три буера. Император сам вел в него флотилию, и мы, пройдя половину канала, продолжали путь по одному из шлюзов. Все суда, числом до 115, выстроились потом по обеим сторонам канала, что на вид было очень красиво. Когда все вышли на берег, император начал водить его высочество и все прочих знатных гостей всюду, как по

саду, так и по домам. Место это в два года много улучшилось; необыкновенно хороши особенно фонтаны, изобилующие водою. Для его высочества тотчас отведены были в большом доме 5 комнат, и против него столько же для герцогини; но она осталась на своем судне. Император и императрица ночевали в Монплезире. Около вечера приходил от имени государя гофмаршал Олсуфьев, чтоб узнать, не угодно ли герцогу кушать, и приказал приготовить для его высочества особый стол.

14-го, рано утром, все иностранные министры (за исключением г. Мардефельда, больного подагрой) приехали в Петергоф на прусской, подаренной императору, яхте, а голландский резидент привез с собою и жену. Его величество вскоре после их приезда всюду сам их водил и после того уходя сказал им, что они на сей раз видели только все поверхностно и что, если им будет угодно, они могут когда-нибудь приехать и рассмотреть все в подробности. В нынешнем году до сих пор никого сюда не пускали, потому что водить везде и показывать император предоставил себе самому. В полдень в комнатах его высочества накрыли большой стол на двадцать приборов, за которым тайный советник Остерман был хозяином и угощал всех иностранных министров, обоих принцев и его высочество со свитою. Самый большой зал также весь уставлен был столами, за которые сели все прочие лица, прибывшие сюда с флотилиею. Император и императрица кушали в своем доме. Где обедали русские министры и сенаторы и все дамы, я не мог узнать; знаю только, что многие из них обедали у князя Меншикова. Во время стола у его высочества играла не только вся императорская капелла, но попеременно с нею раздавались и трубы. После обеда сюда явился наш маленький паж Чернышев*, который только незадолго приехал в Петербург из Москвы. Камер-паж Гольштейн приезжал от имени императрицы узнать, угодно ли будет его высочеству ехать в Петербург вперед на другой день или подождать до послезавтра, когда отправятся все, потому что император предоставлял это его благоусмотрению. Присланный говорил также, что имел приказание, если герцог решится ехать вперед, сказать адмиралу Потемкину**, чтоб торншхоут его высочества был заблаговременно выведен из канала. Но так как его высочество ни на что не решился, объявив, что оставляет это на волю императора, и заметил, что завтра еще довольно будет времени для вывода торншхоута из канала, то дело покамест ничем не кончилось. Сделан ли был этот вопрос (который уже прежде передал полицеймейстер) из предположения, что его

* Один из сыновей генерал-майора Григория Петровича Чернышева.
** Этот адмирал в списках морских чинов того времени, напечатанных у Верха, нигде не упоминается.

1723 год. Август

127

высочеству будет приятно скорее быть в С.-Петербурге, где находилось императорское семейство (т. е. принцессы), или по другой причине — никто не знал.

15-го его высочество, простившись с императором и императрицею, отправился опять в Петербург и был рад, что наконец отдохнет после почти постоянных беспокойств, продолжавшихся с лишком б недель. Конечно, во все это время не было недостатка в удовольствиях и его высочество имел все удобства, какие только возможны на корабле, но все-таки на воде они скоро прискучивают, не говоря уже о том, что нелегка была и разлука с императорскими принцессами, с которыми он нетерпеливо желал скорее опять увидеться. Не помню, поместил ли я в моем «Дневнике» описание Кронштадта, а потому скажу здесь о нем несколько слов. Место это, где имеет свое пребывание прекрасный императорский флот, находится в 29 верстах от крепости С.-Петербург и застроено отличными каменными строениями, стоящими против гавани. Самые заметные из них дома императора и князя Меншикова. Когда подъезжаешь к Кронштадту со стороны моря, все эти строения делают очень хороший вид. Здешняя русская церковь весьма красива. Позади больших каменных дворцов тянется вдоль берега Невы* длинное предместье или слобода, состоящая из деревянных домов, в которых живут морские офицеры, корабельные мастера, вся флотская прислуга и матросы. Есть здесь также и лютеранская церковь, при которой состоит теперь немецкий проповедник Мюллер. Через так называемую большую площадь, окруженную с трех сторон прекрасными каменными домами, которые выстроены все по одному образцу, проходит широкий канал, имеющий 40 футов глубины. По нему корабли, требующие каких-нибудь значительных починок, проводятся к устроенным докам. По приведении сюда кораблей воду спускают и они могут быть исправляемы на суше, как бы на штапеле. Находящийся прямо против города форт Кронслот воздвигнут среди моря и уставлен множеством тяжелых пушек для защиты и охранения гавани с этой стороны. Оттуда проход может быть крепко защищаем не только с большой башни, массивно сложенной из камня, но и со всех прочих батарей, изобилующих пушками, тем более что и с другой стороны, где находится город, проход этот снабжен многими большими, страшными батареями. Город, как говорят, положено хорошенько укрепить и со стороны твердой земли, что уже и начали приводить в исполнение, потому что там ежедневно занято работами по возведению этих укреплений множество народа. Окрестности Кронштадта очень приятны: с одной стороны

* Берхгольц, вероятно, хотел сказать вдоль морского берега или по берегу пролива.

простираются берега Финляндии, а с другой берега Ингерманлан-дии, на которых виднеются Петергоф, Стрельна-мыза, Ораниенбаум (принадлежащий князю Меншикову) и другие, меньшие загородные дома.

16-го, поутру, Плате был послан к асессору Глюку, чтоб просить его осведомиться у императорских принцесс, когда его высочеству можно будет иметь счастье исполнить поручение, данное ему императрицею вчера, накануне отъезда из Петергофа. Глюк пришел около 12 часов и просил его высочество пожаловать к принцессам в 4 часа после обеда. Герцог был очень приветливо принят небесно-прекрасными принцессами и оставался у них почти час. Он выпил стакан венгерского вина за их здоровье, а они отвечали тем же и выпили по стакану за его. Тотчас по возвращении нашем домой ко двору приехали два молодых кавалера, а именно сын покойного фельдмаршала Стенбока, ротмистр конного лейб-регимента, и племянник шведского сенатора Вреде, пехотный капитан, который на Сейме сделал много в пользу нашего герцога и, как говорят, человек очень дельный. Они говорили, что приехали сюда из Ревеля на маленькой яхте его высочества, которая привезла из Стокгольма в Ревель девицу Пален и некоторых других и что так как ветер переменился на противный, то должны были бросить якорь в четырех верстах от Петербурга и приехать сюда в шлюпке. Император, отплывший в этот день с флотилиею из Петергофа, видел эту яхту его высочества и всходил на нее. Она носит имя покойной матери герцога, которая получила ее в Швеции вместе с другою яхтою, несколько побольше, когда уезжала в Голштинию*. Эта другая яхта перевозила в нынешнем году тайную советницу Бассевич в Швецию и, вероятно, также еще воротится сюда. Сегодня мы узнали, что вчера скончался старый князь Долгоруков, сенатор и андреевский кавалер, который заболел в Кронслоте и потому был привезен назад в Петербург**.

17-го. Около 12 часов явились оба молодых офицера и обедали у его высочества, к которому имели письма. Тотчас после обеда приехал еще один молодой шведский офицер по фамилии Зегбарт (которого мы уже видели в Москве и который теперь также прибыл из Швеции на яхте его высочества) с письмами от тайного советника Бассевича. Мы нарядились в свои матросские костюмы, и его высочество отправился с нами покататься немного на своей яхте, с которой при заздравных тостах приказал палить из нескольких пушек. Когда император услышал эти выстрелы, он прислал сперва Ягужин-ского, а потом приехал и сам на наш корабль; был в отличном рас-

129

положении духа и оставался у его высочества с лишком два часа. Плате немедленно озаботился о холодном кушанье, при употреблении которого много пили и стреляли. Так как наша тридцатилетняя яхта внутри была очень красиво обита, то император немало любовался ею и в особенности дивился ее старости, потому что в России корабли редко так хорошо сохраняются и доживают до этих лет. Его величество советовал поэтому герцогу еще поисправить ее. При отъезде его мы все 5 раз прокричали ура, на что он отвечал, а потом из 6 пушек сделано было 11 выстрелов. Ягужинский остался, и никто из нас не воротился домой без порядочного опьянения.

18-го. Находящиеся здесь немецкие комедианты хотели было для увеселения высочайших особ дать представление, но оно не состоялось по причине дождя. Его высочеству это было неприятно, потому что он рассчитывал на свидание с императорскими принцессами.

19-го. Его высочество и свита его были приглашены в этот день к 3 часам после обеда на похороны недавно внезапно умершего князя Долгорукого, бывшего посла в Польше, а впоследствии сенатора. У герцога обедали шведский секретарь Дитмар, который недавно прислан был сюда из Швеции с титулами императорским и королевского высочества*, и шведский капитан Стиернгоф, находившийся здесь несколько времени для отправления из России пленных, а теперь сам не имевший права уехать, потому что, как говорят, за некоторых из них поручился. В половине четвертого его высочество с Альфельдом, Плате, Штамке, Брюммером и со мною отправился на своей барке в дом умершего, где мы нашли всех здешних вельмож и некоторых из иностранных министров. Тотчас по приезде герцог пошел в комнату, где стоял покойник, еще не закрытый, в обыкновенном красивом костюме и в гробу, обитом красным бархатом и золотым галуном. Его высочество выразил свое соболезнование обоим племянникам покойного, как траурным (Trauerleuten), т. е. отставленному за несколько лет сенатору и французскому Долгорукову**. В 5 часов приехали в барке император и императрица, и император казался очень печальным. Когда три похоронных маршала своими длинными жезлами в руках провели их величества в комнату, где стояло тело, государь тотчас взял свечу и осветил ею лицо покойного, чтоб видеть, очень ли он переменился. Императрица также подошла и очень внимательно смотрела на покойника. После того вошло все духовенство в своих облачениях со множеством певчих. Несколь-

** Князю Михаилу Владимировичу Долгорукову, отставленному в 1718 году за приверженность к царевичу Алексею Петровичу, и князю Василию Лукичу.

ко времени они пели, молились и кадили и затем опять вышли из комнаты. Гроб только слегка покрыли крышкою и понесли. Впереди шли певчие и духовенство; но им предшествовали еще три офицера — двое с обоими орденами, какие имел покойный, т. е. с здешним и польским*, которые они несли на красных бархатных подушках с золотыми кистями, третий с гербом покойного, утвержденным на древке. Тело несли офицеры под большим балдахином, который держали также офицеры. За ним следовали оба траурных, потом император и его высочество, оба в черных мантиях, и наконец все прочие по чинам, но только немногие в мантиях; флер же был роздан всем. Из маршалов погребения один шел перед орденами и гербом, другой перед гробом, третий перед траурными, и мне кажется, если не ошибаюсь, все это были полковники. От самого дома до помоста, с которого тело перенесено было на обитую черным галеру, стояли по обеим сторонам солдаты с факелами, которые вместе с другими следовали до монастыря** и потом там шли в процессии. Когда гроб поставили на галеру и отчалили от берега, начали медленно палить из нескольких пушек, расставленных недалеко от дома, и палили до тех пор, пока галера не скрылась совсем из виду; тогда открылась пальба в крепости, и все это продолжалось очень долго. По выходе на берег мы пошли за императором в дом архиепископа, и так как тело прибыло через полтора часа после нас, то его высочество осмотрел покамест новый монастырь, который растет со дня на день и все более и более украшается. Когда галера пристала к берегу, император с его высочеством и со всеми прочими пошел навстречу телу и потом с церемонией сопровождал его в церковь. Архиепископ Новгородский в сопровождении нескольких духовных лиц также встретил его перед монастырскими воротами и там присоединился к прочему духовенству. Тело поставили в церкви ногами к алтарю, и крышку опять сняли с гроба. Сперва пели, молились и кадили, а потом архиепископ прочел свидетельство (Pasz), которое должно было положить с покойником. (Нынешние священники и ученые говорят, что бумага эта для того только кладется в гроб, чтоб потомство, когда вскроет его, могло убедиться, что лежащий в нем был крещен и умер как христианин; но старые русские думают об этом совсем иначе). По окончании чтения архиепископ перекрестил умершего и всунул ему свидетельство в руки, после чего князь Меншиков начал целовать покойника и все прочие следовали его примеру, целуя кто лицо, кто руки. Император после всех поцеловал усопшего в лоб. Когда и это кончилось, крышку опять наложили на гроб (в чем помогал и сам император), ордена и герб унес-

1723 год. Август

131

ли, и тело опущено было в могилу, которая находилась перед самой церковью. При последнем действии повторились опять пение, молитвы и каждение, после которых все присутствовавшие бросали на гроб землю. В заключение всего маршалы просили общество собраться снова в доме покойного. Но из бывших на погребении туда приехало не более половины. Его высочество, узнав, что и император хотел быть там, также поехал. Было уже около 10 часов, когда мы воротились в этот дом; поэтому император пробыл там не более часа. Часов в одиннадцать все общество разъехалось.

20-го. Г. фон Плате должен был сделать кое-какие распоряжения по случаю предстоящего маскарада, который, как говорили, начнется 30 числа; но достоверно это не было еще известно.

21-го. Так как в этот день объявлено было, что будет представление комедии и мы часов в 5 узнали, что принцессы уже поехали смотреть ее, то его высочество не медлил и отправился со всеми нами в барке до дома Брюса, а оттуда в каретах до места спектакля, на который, кроме императорских принцесс, собралось только очень небольшое общество. Хотя до приезда нашего одно действие пьесы под названием «Возможность, сделанная невозможною» (die unmoglich gemachte Moglichkeit) было уже сыграно, однако ж нам все-таки досталось увидеть ее всю сполна, потому что император прислал сказать, что он приедет и чтоб его подождали. Его величество приехал только в 7 часов; но герцог тем не менее провел время с прекрасными принцессами очень приятно, усердно разговаривая с ними и сидя, по приглашению, подле них с правой стороны. Рядом с ними с левой стороны сидел маленький великий князь с своею сестрою. Тут же были и Гессен-Гомбургские принцы, но ни слова не сказали с принцессами и потому скучали. Тотчас по приезде императора началось представление, и его величество, сидя между обеими принцессами, имел терпение смотреть на него почти полтора часа. Между тем так как комедия тянулась очень долго, то еще до окончания ее явился один из молодых унтер-офицеров гвардии, которого императрица прислала, чтоб проводить принцесс домой. Поэтому они по окончании собственно комедии тотчас же уехали, не дожидаясь следующей пьесы. Его высочество проводил их сперва до кареты, а потом до самого дома. Комедия была очень дурно снабжена актерами. Впрочем, к лучшим здесь и не привыкли. Представления больше всего посещаются двором, и без него актеры умерли бы с голоду, потому что из русских никто не ходит смотреть их, а из иностранцев также бывают у них немногие. Может быть, когда будет готов новый театр (Comodienhaus), строящийся по приказанию императора в нашем соседстве, иностранцы станут и чаще бывать на представлениях, тем более что теперешний слишком отдален, а между тем за са-

мое последнее место надобно все-таки платить 40 копеек. Труппа здешних актеров состоит из 10 или 11 человек и еще очень плохо снабжена костюмами.

22-го. В 10 часов раздались с крепости три пушечных выстрела в знак того, чтоб все яхты, торншхоуты и буеры собрались для встречи у Александро-Невского монастыря персидского посла (который по приезде своем несколько времени прожил в здешнем соседстве за городом и теперь должен был приехать сюда водою из Шлюс-сельбурга); сигнал для буеров, именно флаг, был уже прежде выкинут в разных местах. В час пополудни показалась вся флотилия, которую его высочество увидел, когда она подходила к Почтовому дому. Лишь только она прошла еще немного далее, посла (который с своею свитою, состоявшею из 30 с лишком человек, находился на прекрасной прусской яхте) с крепости приветствовали 21 выстрелом, а когда он вышел из яхты, она, с своей стороны, отсалютовала ему 11 выстрелами. Посол этот, как говорят, человек уже пожилой; но о делах его никто ничего не знает, да и о приезде его как-то мало было слышно. Ему отвели квартиру в доме несчастного Шафирова, а аудиенцию, как я слышал, назначили в Адмиралтействе. Сам император, хотя и incognito, вместе со многими другими знатными господами ездил с флотилиею ему навстречу до монастыря; прусская же яхта ходила еще далее, и как скоро посланник прибыл, флотилия снялась с якорей и проводила его сюда. В этот день, утром, к великому сожалению всех отчаянных пьяниц, умер здешний известный князь-папа, бывший из фамилии Бутурлиных; но место его, вероятно, скоро опять будет занято. Г. Измайлов сообщил нам также, что умер и китайский император, о чем он очень жалел, потому что тот во время его посольства оказывал ему много милостей. Время покажет, вступит ли после него на престол один из 22 его сыновей или будет избран императором природный китаец. Так как граф Вахтмейстер, граф Стенбок и барон Вреде несколько раз изъявляли желание принадлежать во время маскарада к группе его высочества, чтоб иметь тем свободнейший доступ ко двору (все эти господа из очень знатных шведских фамилий и всячески стараются делать угодное герцогу; особенно последний, Вреде, на минувшем Сейме в Швеции оказал ему большие услуги), то его высочество решился принять их в свою свиту.

23-го. По просьбе нашей мы получили в этот день от адмирала Крюйса 20-весельную шлюпку, в которой во время маскарада можно будет помещаться почти всей нашей группе.

24-го его высочество узнал, что на другой день персидский посол будет иметь аудиенцию у императора и что она назначена в 8 часов утра. Поэтому его высочество лег раньше спать, чтоб не опоздать на нее.

133

25-го. Аудиенция была только в 12 часов, когда император возвратился из церкви и с некоторыми немногими, как-то: с великим адмиралом, великим канцлером и генералом Ягужинским, пообедал на своей яхте. Его высочество с прочими вельможами отправился между тем в Сенат, где в одной из зал поставлен был трон, очень красивый, сделанный несколько лет тому назад, когда здесь принимали польского посла. Но стул на нем был старомодный (подаренный одним из персидских царей еще деду императора) и хотя собственно деревянный, однако ж весь обделанный эмалированным серебром и изукрашенный множеством бриллиантов и других драгоценных камней. Он стоял на троне не в средине, а с правой стороны, так что слева там удобно помещались еще стул и маленький четырехугольный покрытый красным бархатом стол, на который потом положена была кредитивная грамота. Около 11 часов императрица возвратилась из церкви и прошла также наверх в Сенат, где из смежной с залою комнаты смотрела на аудиенцию сквозь полустеклянную дверь. Его высочество входил к ней туда с реверансом, но, к немалому его огорчению, принцесс там не было, хотя ее величество окружали многие дамы. Собрание вообще было очень великолепно и блистательно. Император, который видимо скучал, сидел до самого приезда посла то у императрицы, то в аудиенц-зале. Его величество вовсе не любит таких церемоний, и когда около 12 часов ему доложили, что посол уже близко, лицо его покрылось краскою, которая заставила его даже смутиться перед императрицею. Он не хотел также всходить на трон до тех пор, пока посол не вступил в ближайшую комнату. Стоявшие внизу перед Сенатом два батальона отдали послу честь не просто, а с барабанным боем. Наконец император, услышав, что он уже совсем близко, взошел на трон и стал посредине его, налево от стула, с шляпою под мышкой и с простою палкою в руке. Кафтан на его величестве был простой красный, обложенный серебряным галуном, но на прекрасной собольей подкладке. Вступив в залу и увидев императора, посол начал низко кланяться, что и повторял, идя вперед, после каждых двух-трех шагов, пока не остановился близ трона и не начал говорить. Речь эту с писанного прочел потом еще раз его переводчик, и великий канцлер отвечал на нее от имени императора. Ответ тот же переводчик передал послу, которому затем подан был знак подойти ближе и поцеловать императору руку. Он стал на колени на нижней ступени трона, а с нее прополз на вторую, и его величество подал ему руку для целования. Со слезами на глазах поцеловав руку, он после того прижал ее сперва к правому, потом к левому глазу, как бы желая отереть ею свои слезы, и эта покорность была очень трогательна. Но еще до целования руки он передал свою кредитивную грамоту, держа ее обеими руками на чем-то вроде подушки. Вели-

кий канцлер принял ее и положил на стол, стоявший на троне по левую сторону от императора. Поднявшись опять на ноги, посол еще раз обратился к государю с небольшой речью, которую от слез едва мог произносить и в которой старался выразить свое счастье видеть его величество и проч. Вообще он исполнял свое дело очень хорошо. Говорили, что это четвертое его посольство, потому что он был уже в Константинополе, у Великого Могола и даже в Китае. Я слышал кроме того, что он и сам царской крови. После того как император, с своей стороны, спросил о здоровье шаха, аудиенция кончилась и посол начал удаляться, пятясь, пока государь был у него в виду, задом и почасту кланяясь. Костюм на нем, по обычаю его страны, был великолепный; но странным показалось мне то, что у него спереди, от шеи, висели две цельные собольи шкурки. За поясом у него заткнут был с правой стороны кинжал или что-то вроде ножа. Свита его была весьма немногочисленна, и он, вопреки всегдашнему обычаю, не представлял никаких подарков, сказав, впрочем, в свое оправдание, что на дороге его ограбили татары. Император был рад, что аудиенция кончилась и что наконец можно было сойти с трона, на котором он сильно потел и часто для бодрости нюхал табак.

26-го. В 5 часов его высочество отправился со всею своею свитою в императорский сад, где праздновалось рождение принцессы Наталии, которой с этого дня пошел шестой год. Он нашел там уже всю императорскую фамилию и пробыл сперва долго в галерее у императрицы и принцесс, но потом пошел искать императора и увидел его в гроте. Вскоре после нас приехал в сад и персидский посол, который, как скоро приблизился ко гроту, опять начал беспрестанно кланяться перед императором; но его величество, как неохотник до церемоний, несколько раз кричал ему, чтоб он подошел без околичностей, и потом сам показывал грот, которым тот немало восхищался. После он имел честь целовать руку императрице, которой еще не видал. Подойдя к ней по исполнении разных реверансов, он стал на колени и поцеловал ее платье, а когда она протянула ему руку, упал опять на колени и поцеловал уж руку. Немного спустя он откланялся и был угощаем в саду со всею своею свитою. Когда император узнал, что молодой граф Стенбок в саду, он изъявил любопытство видеть его, потому что знал его отца, и его высочество должен был послать за ним. При этом же случае и молодой граф Вахтмейстер имел честь представиться его величеству. Его высочество, как скоро узнал, что императрица встала из-за стола, отправился опять к ней. Императорским принцессам в этот день очень хотелось танцевать, но по причине неприятной мокрой погоды ничего не могло состояться, почему и все общество разошлось еще до 10 часов. Рассказывали, что император в этот день решился пода-

135

рить графу Дугласу несколько деревень в местах около Казани взамен подаренных ему прежде, которые получил теперь опять двоюродный его брат, граф Стенбок.

27-го. Император уехал сегодня же на Царицыну мызу (Zaritza Muza)*, но вероятно завтра опять будет здесь, потому что назначены похороны князя-папы.

28-го. Я был послан приглашать гостей к следующему дню, в который шведский посланник должен был иметь аудиенцию у нашего герцога. Император, возвратившийся сегодня с Царицыной мызы, провожал тело князя-папы до могилы. Перед выносом все присутствовавшие должны были выпить по доброй порции водки, а что касается до кардиналов, то они, без всякого сомнения, по возвращении в дом покойного обязаны будут напиться допьяна.

29-го. Его высочество по случаю назначенной в этот день церемонии надел новый синий шведский кафтан, обшитый серебром, красный камзол и красные штаны. Около 12 часов начали собираться гости. Прежде всех приехал датский посланник, чем герцог был несказанно доволен, потому что ему очень хотелось, чтоб все иностранные министры, и в особенности датский, присутствовали при аудиенции. После того прежде шведского посланника приехали и все прочие вместе с Остерманом, молодым Головкиным, Макаровым и некоторыми другими здешними. Его высочество на этой аудиенции ответом своим заслужил большую похвалу от всех присутствовавших, так что многие из них по окончании церемонии не только толковали о том между собою, но и подходили к самому герцогу с похвалами и вместе с тем с поздравлениями по случаю этого дня. Когда шведский посланник сказал свое приветствие на шведском языке и затем передал письмо короля, его высочество начал отвечать на том же языке речью, которую сам составил и которая изумила всех своею прямотою и откровенностью. Притом он говорил так громко, что почти все присутствовавшие могли его слышать, шведский же посланник, напротив, так тихо, что не только никто из предстоявших, но и сам герцог не мог его порядочно понять, почему по окончании всего посланник Кампредон во всеуслышание сказал г. Цедеркрейцу, что он мог бы говорить немного погромче, чтоб дать услышать что-нибудь и другим; его же высочеству, напротив, он сделал очень вежливый комплимент. За столом подле его высочества с правой стороны сел шведский посланник, а с левой молодой Головкин; все прочие разместились как кому пришлось. Но когда явился генерал-прокурор Ягужинский, приехавший в самом

* Вероятно, это Саарская мыза (нынешнее Царское Село), которая при раздаче земель в Ингерманландии в 1708 году была подарена Петром Великим Екатерине I . См. «Описание С.-Петербурга» Пушкарева, 1842, ч. IV , стр. 47.

начале обеда, молодой Головкин тотчас уступил ему свое место и подвинулся дальше. Так как во все время обеда превосходно играл оркестр его высочества, то любители музыки, как-то: Ягужинский, Мардефельд и Цедеркрейц, остались у нас еще несколько часов после стола и со вниманием слушали игру музыкантов. О речи герцога на шведском языке замечу еще, что она написана была очень хорошо и не заключила в себе ни одного французского слова, как, напр., baron или envoye. Посланник в своей речи хотя и ничего не упомянул о Государственных Сословиях, однако ж его высочество с намерением не отступил от своей темы и исполнил все это как нельзя лучше. Мы узнали в этот день от шведского секретаря посольства Дитмара, что наш граф Бонде действительно прибыл в Нарву, чем его высочество немало был удивлен, потому что хотя и получил от него несколько писем, в которых он высказывал желание быть поскорее здесь, однако ж о действительном его отъезде еще ничего верного не знал, да и с своей стороны не изъявлял ему прямого согласия на исполнение этого желания. Между тем приезд графа все-таки будет очень приятен его высочеству. Вероятно, мы увидим его здесь завтра.

30-го. Так как уже несколько дней носился слух, что нынче начнется 8-дневный маскарад* в память заключенного в Нейштадте мира, и мы рано поутру видели несколько масок из группы императора, расхаживавших по улицам, да кроме того, по окончании богослужения в крепости палили из пушек, то его высочество отдал нам приказание также замаскироваться, хотя ни нам, ни кому бы то ни было не сообщили ни слова о маскараде. Здесь обо всем надобно осведомляться самому. Перед обедом, часов в 10, благополучно прибыл сюда наш граф Бонде, который 20 августа отплыл из Стокгольма в Ревель, а оттуда отправился в Петербург сухим путем через Нарву. Тотчас после обеда случайно проходил мимо нашего дома г. Ягужинский, и меня выслали спросить его, точно ли маскарад начнется в этот день. Я получил от него в ответ, что всем маскам, как скоро последуют в крепости три пушечных выстрела, назначено собираться по ту сторону реки у дома «Четырех Фрегатов». Поэтому лишь только раздался сказанный сигнал (часов около 4), мы поспешили собраться в путь. Группа наша была распределена следующим образом: впереди ехали на верейке шесть музыкантов, одетых в костюмы римских музыкантов; за ними следовало наше судно, двойная 20-весельная шлюпка, которую мы особо для себя приспособили, устроив на ней посредине, над местами сидения, красную холщовую палатку, обитую широким серебряным галуном. Под этой палаткой, в средине, позади всех сидел его высочество, представляя римского полковод-

1723 год. Август

137

ца Сципиона Африканского, в великолепном парчовом римском костюме, кругом обложенном серебряными галунами, в каске с высоким пером, в римских сапогах и с предводительским жезлом в руке. Позади его стояли в римских же костюмах оба маленьких пажа Чернышев и Бредаль. Далее вперед по сторонам его высочества сидели оба наших римских сенатора — фон Альфельд и Негелейн. Затем на следующих четырех скамьях сидело на каждой по два рыцаря (Ritter) и по одному рабу или негру, который помещался между ними, а именно на первой, ближайшей к его высочеству, находились Измайлов и Плате с невольником или скованным негром — Цеге; на второй — граф Вахтмейстер и Штамке с негром — Тихом; на третьей — барон Вреде и Брюммер с Фрейем; на четвертой — Стенбок и я с негром Швингом. После того следовали 12 гребцов, по два на каждой скамье, также в римских костюмах и с большими перьями на касках. Из них шесть передних имели совершенно новые костюмы, мечи и деревянные высеребренные топоры и должны были всюду сопровождать нашу группу; на остальных же шести, обязанных всегда оставаться в шлюпке, когда мы выходили на берег, были старые, которые надевала прислуга наша во время последнего маскарада в Москве. На всех рыцарях и арапах были также наши старые московские костюмы. Наконец, позади возле кормчего (который тоже был одет по-римски, но от матросов отличался цветом своего пера) стоял мундшенк Кей в костюме погребщика (in einem Kellerhabit), а на переднем конце судна сидел гренадер, так что нас всех в шлюпке было до 30 человек. Но несмотря на то 12 гребцов подвигали ее вперед достаточно быстро. Позади нас шла еще верейка, в которой сидели 4 значконосца (Zeichentrager) и фурьер, ходивший при наших процессиях перед матросами. Значконосцев представляли прапорщик Блех, прапорщик Реттенбург, камер-паж Геклау и Петерсен; первый из них носил копье, второй — щит, третий — изображение города (die Stadt), четвертый — орла. В процессиях они ходили за музыкантами, за которыми следовали 6 матросов с топорами, а затем уже должны были следовать его высочество и вся наша группа в том порядке, как мы помещались на шлюпке. По прибытии к «Четырем Фрегатам» мы отправились надлежащей процессией к кофейному дому, где собралось уже большое общество. Когда император сделал там маскам смотр, их начали вызывать и расставлять по местам, которые они потом должны были занимать в шествии, при чем мы получили 45 нумер и попали между иностранными министрами и «беспокойной братией», в числе которой находился и сам император, барабанивший вместе с генералом Бутурлиным и майором Мамоновым. За «беспокойной братией» следовали дамы, которые однако ж на сей раз были не так многочисленны, как в Москве и здесь два года тому назад. Сделав прогулку вокруг площади и пройдя мимо

дома Сената (откуда императорские принцессы смотрели на маскарад из окна, а персидский посол с балкона), мы все сели на свои суда и разъезжали до тех пор, пока император не спустил старый знаменитый ботик с галиота (на котором его привезли) на воду, не поднял парусов и не поплыл на нем с Иваном Михайловичем (Головиным), контр-адмиралом Сенявиным и обер-цейхмейстером Отто. Все маски после того следовали за ними до крепости, где с ботика сперва сняли мачтовой парус и флаги, а потом сам он вытащен был из воды и (при 21-пушечном выстреле в крепости и Адмиралтействе) внесен солдатами во внутренность крепости. Там он будет храниться на вечные времена. Во время пушечной пальбы все участвовавшие в маскараде огласили воздух троекратным ура, которое начала провозглашать с своей барки императрица. По перенесении ботика император перешел на барку императрицы, и мы отправились через канал мимо императорского летнего дворца (в котором еще раз видели принцесс у окна) в сад Ивана Михайловича, где пробыли два часа, а потом до 12 часов катались по реке и смотрели на иллюминацию, которая была особенно эффектна со стороны воды. Она должна была возобновляться каждый вечер в продолжение всего маскарада.

31-го. Около 4 часов после обеда его высочество отправился с своею группою в сад императора (куда мы вчера были опять приглашены), и все маски вошли также туда вслед за нами. До тех пор никого не впускали, и они ждали в галерее вне сада, потому что император еще спал. Когда мы пришли в сад, из императорской фамилии там еще никого не было; но тотчас после того явились принцессы, а немного спустя и император с императрицею, почему его высочество имел удовольствие разом приветствовать их всех. Скоро начались танцы, потому что как принцессам, так и герцогу очень хотелось потанцевать, а как музыке императрицы не было приказано явиться, то его высочество велел привести наш маскарадный оркестр, который исполнил свое дело отлично. Танцевала в этот раз только наша группа с участием лишь генерала Ягужинско-го и, один раз, полицеймейстера. Я имел счастье танцевать с принцессой Елизаветой, когда императрица прислала сказать, что пора кончить. Поэтому танцы были оставлены, и императорские принцессы вскоре после того ушли из сада, откуда его высочество проводил их до самого дома. Это было в начале десятого часа. Так как все аллеи были освещены многими фонариками, то герцог погулял несколько времени по саду и потом уж отправился опять к императрице, которая скоро позволила ему уехать домой из опасения, что в саду в этот вечер будут сильно пить. Она послала также с нами пажа, чтоб мы могли выйти оттуда, потому что никого не велено было пропускать.

1724 год. Август

245

что танцы продлились до 11 часов, когда наконец невесту обычным порядком с церемониею проводили в спальню.

24-го. Хотя в 5 часов явились ко двору два шафера вчерашней свадьбы, чтобы снова пригласить герцога на вечер к молодым, однако ж его королевское высочество приказал извиниться и сказать им, что приехать не может. Обе герцогини и большая часть вчерашних гостей опять были там, но из императорской фамилии и в этот раз никто не приезжал.

26-го. Вскоре после обеда к его королевскому высочеству, нашему герцогу, приехал камергер императрицы Чевкин и пригласил его пожаловать к 5 часам пополудни в сад на сегодняшний праздник. В назначенное время его высочество в сопровождении старшего принца Гессен-Гомбургского и многих проживающих здесь иностранцев, также большей части своей свиты отправился пешком в галерею, находящуюся в аллее перед садом, где назначалось празднество и собрались уже почти все наличные должностные особы. В 6 часов прибыли императорские принцессы с маленькою великою княжною и великим князем; его высочество встретил их у барки и оттуда провел в залу. Император и императрица, равно как и обе герцогини, Мекленбургская и Курляндская, не приехали вовсе, потому что его величество император все еще был нездоров. Поэтому тотчас по прибытии императорских принцесс все дамы и кавалеры обыкновенным целованием руки принесли свои поздравления обеим принцессам-именинницам*, при чем все целовали руку и обеим старшим императорским принцессам. После того сперва младшая императорская принцесса Наталия (которая все время стояла подле принцессы Анны) подала из своих рук, но с помощью старшей сестры, всем гостям по полной рюмке венгерского вина, потом то же самое сделали великая княжна и обе старшие императорские принцессы и наконец молодой великий князь. Но обе старшие принцессы и великий князь подавали большие английские рюмки, которые, впрочем, также наполнялись превосходным венгерским вином. После этого угощения молодые члены императорской фамилии удалились, и празднество таким образом окончилось без обеда и танцев. В галерее хоть было и довольно тесно, однако ж туда все-таки пригласили всех иностранных корабельщиков, для которых была приготовлена одна из маленьких смежных комнат. Люди эти немало гордятся тем, что могут также являться на все празднества. Но император оказывает им эту честь отчасти потому, что вообще любит общество моряков, главным же образом потому, что заботится о развитии торговли и старается привлекать сюда иностранцев.

246

27-го, часов в десять, многие из наших придворных отправились в Петергоф и, пользуясь удобным случаем, осматривали там все в подробности. Случай этот именно представился потому, что император на аудиенции, которую имел у него вчера вечером генерал Банниер, позволил последнему осмотреть Петергоф и приказал одному из своих денщиков, молодому Бутурлину, следовать туда за генералом. Там только при таких необыкновенных случаях открывают все фонтаны.

29-го. Сегодня вечером общество, ездившее осматривать здешние окрестные увеселительные дворцы, воротилось назад и было очень довольно как угощениями, так и всем виденным. Господа, участвовавшие в этой поездке, признавались, что представляли себе эти дворцы вовсе не такими, какими нашли их в самом деле. Они были не только в Стрельне-мызе, Петергофе, Ораниенбауме и Кронштадте, но и в Дубках, где подробно осмотрели как новый императорский дом и разведенный при нем сад, так и все тамошние фабрики*. После обеда по всему городу извещали с обыкновенным барабанным боем, что в будущем году кораблям будет дозволено ввозить беспошлинно всякого рода зерновой хлеб.

30-го, в воскресенье, в 5 часов утра три пушечных выстрела подали всем буерам, торншхоутам и другим маленьким судам сигнал для отплытия к Александро-Невскому монастырю, а часов в десять раздался точно такой же сигнал для всех барок, шлюпок и вереек. Поэтому и его королевское высочество послал туда свою барку, но сам не поехал, между тем как императрица и императорские принцессы отправились в монастырь. На старом маленьком боте, родоначальнике всего русского флота, развевался императорский государственный флаг. Когда все суда выстроились в ряды, а именно около часа пополудни, показался гроб с мощами святого Александра (если они только были в нем). Его везли на большой, как говорили, адмиральской галере, на которой спереди помещались три большие металлические пушки. Он стоял под большим балдахином, и за ним следовала императорская яхта, называемая «Принцесса Елисавета». Как скоро эта адмиральская галера стала подходить ближе, ей начали салютовать — сперва знаменитый ботик, стоявший на якоре впереди всех, из маленьких металлических пушек, а потом и вся флотилия. Яхта «Принцесса Елисавета» отвечала из своих пушек. Император, князь Меншиков и многие другие знатные русские господа выехали навстречу мощам, а затем его величество и бывшие с ним возвратились на галеру, на которой в честь святого развевался императорский флаг и на которой с веслами сидели все

* Дубки , увеселительный дворец, построенный Петром Великим при Финском заливе, против Петергофа, в 30 верстах от Петербурга.